Согласно соцопросам, большинство россиян поддерживают войну. Но в реальности сторонники вторжения могут быть в меньшинстве. Как объяснить этот парадокс? Материал проекта Re:Russia
Большинство россиян на протяжении всего первого года войны в Украине, согласно опросам социологов, заявляло о поддержке боевых действий. Однако исследователям из независимого проекта «Хроники», которые задали своим респондентам дополнительные контрольные вопросы об отношении к российской агрессии, удалось выявить, что, помимо «декларативного большинства» поддержки (60%), существует и другое большинство — «большинство непротивления» войне (50–52%). Последнее включает как тех, кто уклоняется от ответа на прямой вопрос о поддержке войны, так и тех, кто заявляет о поддержке, но в других ответах не поддерживает провоенные решения и убеждения. Учитывая тех, кто открыто не поддерживает войну, в России даже сегодня может существовать потенциальное большинство неподдержки войны (более 60%). Но именно позиция «большинства непротивления» позволяет провоенно настроенному меньшинству (35–40%) уверенно доминировать в публичной сфере. Подробнее об этом социологическом парадоксе — в материале проекта Re:Russia. «Медуза» с любезного разрешения проекта публикует отрывок из доклада, посвященного обзору результатов опросов общественного мнения «Хроник». Полную версию материала можно изучить на сайте Re:Russia.
Во всех известных к настоящему моменту опросах общественного мнения большинство респондентов поддерживают военные действия российской армии в Украине. Поэтому главным для исследователей [проекта «Хроники»] стал вопрос об уровне, глубине и причинах поддержки того, что Владимир Путин велел называть «специальной военной операцией».
В опросах независимого проекта «Хроники» поддержка СВО в течение первого года войны в основном колебалась на уровне 55–60%. Помимо обычного варианта «затрудняюсь ответить», респондентам предлагалась опция «не хочу отвечать», более соответствующая обстоятельствам мощного социального давления. В результате и группа поддержки войны, и группа ее неподдержки оказались в исследовании «Хроник» меньше, чем в других опросах.
Колебания уровня поддержки в течение года отражали реакцию на текущие события. Они снижались с 64% в мае до 55% в начале июля под влиянием экономических проблем, отсутствия успехов на фронте и того обстоятельства, что продолжительность «операции» уже превысила изначально ожидаемую (в марте ожидали, что «операция» продлится несколько месяцев, 56% респондентов, в июле — только 34%). Еще сильнее поддержка сократилась в конце сентября (до 52%), после объявления «частичной мобилизации». Однако уже через несколько недель она начала восстанавливаться и в феврале 2023 года вернулась к уровню около 60%.
На протяжении всего исследования доля тех, кто открыто выражает несогласие со спецоперацией, колебалась незначительно и в февральской волне опросов составила 11%. Самое низкое число открыто не поддержавших войну наблюдалось в начале марта 2022 года — 7% (именно в этот момент были приняты репрессивные нормы о «дискредитации» российской армии). При этом в среднем за весь год около трети респондентов (31%) затруднялись или не хотели отвечать на вопрос о поддержке войны, что выглядит аномально высокой долей в отношении ключевого вопроса жизни страны. Максимальная доля уклонившихся от конкретного ответа (36%) приходится на 29–30 сентября 2022 года, то есть непосредственно после объявления «частичной мобилизации». При этом в группе не отвечающих наблюдается явное демографическое смещение: на протяжении всего исследования доля младших возрастов (18–34 лет) в ней составляла от 42 до 52%. Однако именно в этих возрастах доля не поддерживающих войну существенно выше, чем в остальных возрастных группах.
Понимая неоднородность декларативной поддержки войны при ответе на прямой вопрос, «Хроники» стремились выделить сегмент «ядра поддержки». В предыдущих волнах использовались различные «контрольные» вопросы (готовность участвовать в военных действиях, жертвовать деньги на армию и прочее), выделенное с их помощью ядро поддержки находилось в диапазоне 32–42% от числа респондентов. На материале февральской волны к «широкому ядру поддержки» — группе последовательных сторонников войны — были отнесены те респонденты, которые не только заявляют о поддержке войны при ответе на прямой вопрос, но также соответствуют хотя бы одному из четырех дополнительных критериев, характеризующих их отношение к войне:
- Не готовы поддержать решение Путина о прекращении войны, если к этому моменту ее цели не будут достигнуты.
- Выступают за приоритетное расходование средств бюджета на армию, а не социальные нужды в случае дефицита этих средств.
- Морально осуждают тех, кто уклоняется от участия в военных действиях.
- Одобряют уголовное преследование противников войны, публично выражающих это мнение.
Наиболее широкое пересечение наблюдается по первому критерию: доля тех, кто заявляет о поддержке СВО и не готов поддержать решение Путина о ее прекращении до достижения каких-то из заявленных целей, составляет 38%. Если использовать один из прочих критериев как основной или дополнительный к первому, то ядро окажется меньшим (34%). Доля тех, кто, помимо декларативной поддержки СВО, строго соответствует критериям 1 и 2, составляет 22% — это узкое ядро поддержки (примерно такой его размер наблюдался и в предыдущих волнах). По своему общему профилю, как его определяют ответы на другие вопросы анкеты, именно они соответствуют тому образу российского «агрессивного большинства», указание на которое является базовым нарративом большинства мировых СМИ.
Таким образом, убежденными сторонниками войны можно считать 38% респондентов (широкое ядро поддержки), еще чуть более 20%, заявляя о поддержке «спецоперации», в ответах на другие вопросы не поддерживают провоенные политики и убеждения. Около 40% не присоединяются к «нормативному» декларативному одобрению войны, но лишь четверть из них (10%) готовы открыто выразить антивоенную позицию. Анализ позиции тех, кто не выразил свое отношение к войне (затрудняются с ответом и не хотят отвечать), в разрезе перечисленных выше четырех дополнительных критериев поддержки позволяет утверждать, что около двух третей из них тяготеют скорее к не поддерживающим войну, а одна треть — скорее к ее одобрению.
Между тем поддержка войны является в России единственной официально допустимой позицией, а неподдержка стигматизирована и даже криминализирована, если она выражается публично. В этих условиях дополнительные критерии позволяют нам проследить отношение респондентов к войне на двух уровнях: декларативном (в ответах на прямой вопрос) и на уровне поддержки конкретных политических решений и убеждений, имеющих провоенный характер. В результате мы обнаруживаем, что, помимо убежденных сторонников войны (38%) и ее прямых противников (10%), существует группа декларативной «поддержки», не подкрепленной дополнительными провоенными аргументами (21%), и фракция уклонившихся от ответа на вопрос о поддержке войны (31%).
Таким образом, если на декларативном уровне большинством в России является «партия войны» (59%), то в разрезе двухуровнего анализа мы обнаруживаем, что чуть более 60% респондентов либо заявляют о своей неподдержке войны (10%), либо не заявляют о поддержке — отмалчиваются (30%), либо заявляют о поддержке, но в действительности не поддерживают провоенные политику и убеждения. Это потенциальное большинство противников войны, которое, однако, отсутствует в публичной сфере. Причина в том, что за фасадом декларативного большинства поддержки войны мы обнаруживаем другое почти большинство (52%), которое можно было бы назвать «партией непротивления» войне.
Это большинство включает в себя тех, кто лишь декларативно присоединяется к нормативной позиции «поддержки», тех, кто уклоняется от выражения прямого отношения к войне и при этом не поддерживает провоенные политики и убеждения, и, наконец, тех, кто не выражает прямой поддержки войне, хотя разделяет те или иные провоенные убеждения.
В отношении последней группы важно помнить, что поддержка войны является сегодня в России настолько социально навязанным суждением, что неприсоединение к ней на декларативном уровне не является нейтральной позицией. Притом что представители этой группы высказывают определенные провоенные предпочтения, они по каким-то причинам уклонились от декларации прямой поддержки «спецоперации». Возможно, к примеру, разделяя цели войны, они считают ее гуманитарные или экономические издержки слишком значительными или считают цели недостижимыми на данном этапе («у России пока недостаточно сил»). В любом случае эта группа (как и предыдущая) не высказывает публично своего противоречивого отношения к войне, и в результате голос убежденного меньшинства сторонников войны (38%) оказывается безусловно доминирующим.
Так или иначе, двухуровневый анализ позволяет утверждать, что за большинством декларативной поддержки войны прячется другое большинство — большинство непротивления ей.
Продолжение материала Re:Russia читайте по ссылке.
Елена Конева, Кирилл Рогов