Каннский кинофестиваль начался с речи Зеленского и зомби-хоррора «Z» (который, правда, поспешно переименовали) Каким был первый вечер смотра, открывшегося во время войны
В Каннах начался 75-й кинофестиваль — кинокритик Антон Долин будет рассказывать о главных его премьерах. Кульминацией церемонии открытия стала антивоенная речь Владимира Зеленского с отсылкой к «Великому диктатору» Чарли Чаплина. А вот фильм открытия «Окончательный монтаж» (изначальное название «Z») с зомби и потоками бутафорской крови в сегодняшнем политическом контексте выглядел спорно.
Юбилейный 75-й Каннский кинофестиваль открылся речью Владимира Зеленского, французским шансоном, чествованием Фореста Уитакера и трэш-комедией про зомби. Более странного, суматошного и эмоционального открытия в Каннах за последние 30 лет не было.
В отличие от американских «Оскара» или «Грэмми», для которых украинская тема — вопрос политического выбора и персонального вкуса организаторов, Каннский кинофестиваль проходит в Европе: здесь эту трагедию принимают как собственную. Недаром в основной программе — четыре украинских фильма, включая «Мариуполис 2» убитого в Украине документалиста Мантаса Кведаравичюса, который был завершен его женой.
Тема бойкота российской культуры тоже оказалась в центре внимания. «Жена Чайковского» Кирилла Серебренникова включена в конкурс, и многие украинцы сочли это неприемлемым, невзирая на антивоенную позицию режиссера и его статус политзаключенного в России.
Многим российским критикам в то же время отказали в аккредитации. Из-за сложностей с перемещениями по миру и финансовых блокировок многие журналисты и так не смогли бы добраться до фестиваля, но большинство российских СМИ в любом случае получили прямой отказ от дирекции. За бортом, например, оказался ветеран Канн, авторитетнейший критик Андрей Плахов — уроженец Львова, который неоднократно и недвусмысленно выражал свою антивоенную позицию, а несколькими годами ранее яростно сражался за освобождение украинского политзаключенного — режиссера Олега Сенцова — из российской тюрьмы. Однако многолетнее сотрудничество Плахова с газетой «Коммерсант», финансируемой попавшим под санкции Алишером Усмановым, оказалось для фестиваля более важным фактором.
Чувство напряжения и неловкости буквально витало в воздухе зала Люмьер, где традиционно проводится церемония открытия фестиваля. Глядя на ведущую, актрису Вирджини Эфира, я не могу не вспомнить о том, что прошлогодний каннский хит с ее участием — «Искушение» Пола Верховена, — в России стал жертвой цензуры и на экраны выйти не смог. Меж тем, Вирджини в своей приветственной речи сделала специальное смысловое ударение на единственный русский фильм, когда-либо получавший высшую каннскую награду, «Золотую пальмовую ветвь». «Летят журавли» Михаила Калатозова — антивоенный шедевр, как подчеркнула актриса.
По сути, почти любой номер, никак не связанный с войной, смотрелся странно, касалось ли это милой французской песенки о любви (зал, по преимуществу англоязычный, подпевал хору как-то неуверенно) или чествования прекрасного артиста Форреста Уитакера, о котором сказали множество возвышенных слов, а почетную «Пальму» за вклад чуть не забыли вручить. Американец и сам выглядел растерянно. Церемонию вернул в нужное русло президент жюри, знаменитый французский актер и звезда прошлогоднего фильма-победителя «Титан» Венсан Линдон. Он коснулся и героической борьбы Украины, и роли кинематографа как своего рода эмоционального оружия. Это было разогревом перед фундаментальным, почти десятиминутным прямым включением Владимира Зеленского из Киева, обратившимся к зрителям Каннского фестиваля с программной речью.
Вдохновенно и эмоционально Зеленский требовал от Европы — не в первый и явно не в последний раз — поддержать Украину в ее борьбе за свободу. Отчетливо прозвучали его слова о принципиальной важности кинематографа именно сегодня, когда от его правдивости и силы могут зависеть поступки людей и занимаемая ими позиция. Зеленский сравнил разбомбленный мариупольский Драмтеатр с каннским залом Люмьер, а говоря о нападении России на Украину в ночь на 24 февраля, вспомнил о запахе напалма по утрам из «Апокалипсиса сегодня» Копполы.
Однако лейтмотивом его выступления стал другой фильм — «Великий диктатор» Чаплина. Картина о победе, казалось бы, маленького и смешного человечка над военной машиной тоталитарного военизированного государства. По сути, президент Украины занял позицию главного героя — цирюльника, сыгранного Чаплином, процитировав его знаменитую речь с призывом к человечности. И призвал кинематограф «не быть немым».
Выступление Зеленского напомнило о факте, забытом многими в чаду войны — преобразившей, среди прочих, и его самого. По первой профессии Зеленский — актер, комик, именно известность в этом качестве сделала возможной его избрание президентом. А значит, он — человек кинематографа, в полной мере осознающий его потенциал и почти безграничные возможности. Парадоксальным образом, именно выступление политика — по идее, неуместное на специализированном культурном мероприятии, — стало кульминацией вечера, указав на миссию и роль киноискусства.
Особенно нелепо и карикатурно после встреченной овациями речи Зеленского смотрелся фильм открытия Канн-2022 — «Окончательный монтаж», он же «Снято!», он же «Режь!», комедиографа Мишеля Хазанавичюса («Агент 117», «Артист»). Прежде картина называлась иначе — просто «Z». Заглавная литера — прозрачное напоминание о жанре, зомби-хорроре, однако часть кинематографистов открыто возмутилась нечувствительностью авторов к текущим событиям. Сегодня «Z» — символ российской армии в Украине. В результате название спешно изменили, чтобы не допустить еще одного скандала. Однако от некоторого конфуза это не спасло.
Вероятно, выбирая картину Хазанавичюса в качестве фильма открытия, организаторы хотели показать демократичность своих взглядов на кино, заодно продолжив линию, заданную прошлогодней победой «Титана» — фильма, открыто неполиткорректного, заигрывающего с боди-хоррором и иными «низкими» жанрами. В итоге же на фоне идущей в Европе войны зрители смотрели вялую, вторичную, наполненную самоповторами комедию о живых мертвецах. Потоки бутафорской крови, лившиеся на экране, не казались ни страшными, ни смешными, — просто глупыми в контексте реального кровопролития, о котором только что говорили со сцены.
Изначальный замысел «Окончательного монтажа» был, судя по всему, вполне остроумным. Это римейк малобюджетной японской комедии, чего Хазанавичюс не скрывает — более того, превращает это в прием: французские артисты (включая звезд — Ромена Дюрис, играющего режиссера, и Беренис Бежо, жену и экранного постановщика, и автора фильма) дурачатся, изображая перед камерой японцев. А все потому, что японская заказчица попросила этих трэш-мейкеров снять свою версию понравившегося ей зомби-хоррора, да еще и одним планом. Разумеется, на съемках буквально все пошло не так.
«Окончательный монтаж» — неуклюжее признание в любви кинематографу, включая любые, даже самые дикие его проявления, — приводит зрителя к довольно странному выводу: качественно снять по-настоящему плохой фильм тоже умеет не каждый.
Антон Долин