«На парковке телецентра мне спустили все колеса» Интервью бывшей сотрудницы Первого канала Марины Овсянниковой
Сотрудница программы «Время» на Первом канале Марина Овсянникова 14 марта в прямом эфире встала за спиной ведущей Екатерины Андреевой с антивоенным плакатом. После эфира Овсянникову задержали; ее судили по административной статье об участии в несогласованной акции и обязали выплатить государству 30 тысяч рублей. Теперь в отношении уже бывшего редактора «Времени» проводится доследственная проверка. Специальный корреспондент «Медузы» Светлана Рейтер поговорила с Овсянниковой о том, как она пришла на Первый канал в нулевых — и как покинула его из-за войны в 2022-м.
— Вы прочли интервью [главного художника Первого канала, уволившегося из-за войны] Дмитрия Ликина и написали мне:
Господи, какой порядочный и смелый человек. Восхищаюсь его поступком. Он был в топ-менеджменте Первого канала. Наверное, получал очень хорошие деньги за свою работу. Он прав, каждая человеческая жизнь бесценна. Во всем мире понимают это. И только в России жизни ее граждан ничего не стоят. Пустой звук, разменная монета для нашего деспотичного государства. Как в Левиафане, государство пожирает своих граждан. И эти мальчишки, которых сейчас Путин отправляет на войну, — просто разменная монета в руках жесточайшего диктатора современности. Человеческая жизнь, самый большой дар. И она невероятно коротка, чтобы тратить ее на распри и конфликты.
И сказали, что это можно использовать в качестве вашего комментария. Много ли слов поддержки вы сами получили от бывших коллег с Первого канала?
— С Первого канала — от одного человека. Мне пишут друзья, коллеги, знакомые буквально со всех концов света, но с Первого канала написал всего один человек. На сам канал меня больше не пускают, а когда я [после суда] поехала забирать свою машину с парковки телецентра, — для чего моим адвокатам пришлось написать целую кипу бумаг, — то обнаружила, что спущены все колеса моей машины. Думаю, это была такая мелкая месть со стороны правоохранительных органов.
— Вы сегодня [19 марта] впервые включили компьютер и зашли в свои соцсети. Что было дальше?
— Я решила почитать свой фейсбук и увидела, что взломали и его, и инстаграм. Аккаунтов в других социальных сетях у меня нет — я знаю, что от моего имени заводили каналы в телеграме и писали сообщения в твиттере, но эти сообщения пишу не я.
— Вы всегда хотели работать на Первом канале?
— Ой, что вы, это была моя мечта! Более масштабной цели в моей жизни не было. Это был 2003 год, Первый канал был не таким, как сейчас. Как говорила [телеведущая] Катя Андреева, наши корреспонденты были самыми лучшими, самыми правдивыми, они работали во всех точках мира и доносили до вас самую лучшую и проверенную информацию. Я работала в бригаде с Жанной Агалаковой, она была моим кумиром, и я восторгалась тем, как она изящно складывает слова в очень хлесткие предложения. Она была моим учителем.
И вообще, после регионального телевидения ГТРК «Кубань» — такого, понимаете, провинциального — я попала в сообщество суперпрофессионалов и была очень этому рада.
— Вы действительно учились вместе с Маргаритой Симоньян?
— Она училась на курс младше, мы с ней никогда не были знакомы лично, но Краснодар город маленький, я была ведущей на ГТРК «Кубань», известной личностью, да и Симоньян по репортажам знала. Когда она стала собственным корреспондентом ВГТРК и пыталась перегнать свои сюжеты из нашей аппаратной, ей ставили палки в колеса — она закатывала скандал, [директору ГТРК «Кубань» Владимиру] Рунову звонил из Москвы, кажется, [гендиректор ВГТРК Олег] Добродеев и требовал, чтобы Симоньян в ее профессиональной деятельности не препятствовали. В общем, она умела добиться своего.
Meduza has been blocked in Russia. We were ready for this and our work continues, no matter what, but we need your support like never before.
We need it now. Tomorrow could be too late. We are an independent publication, and we work only in the interests of our readers. Many of our readers in Russia can no longer contribute, so we turn to you, our audience around the world.
— Был ли в ее сюжетах хотя бы какой-то намек на пропаганду, которая сейчас есть на RT и том же Первом канале?
— Да нет, конечно. Тогда было другое телевидение, другой информационный посыл. Я помню, как, уже переехав в Москву, смотрела героические репортажи Симоньян из Беслана. Я ей восторгалась, она хорошо работала, была поистине смелым и героическим журналистом — а со временем произошла трансформация, и из светлой провинциальной девочки она превратилась в такое пропагандистское чудовище.
— Почему вы в него не превратились?
— Наверное, у меня были другие моральные ориентиры. Потом, после той публичности, которая была у меня в Краснодаре (а мы с Симоньян [позднее] немного поменялись местами, потому что в Краснодаре я была звездой, меня знали все, а она только начинала), я в Москве не хотела строить карьеру. Спокойно работала на Первом канале, вышла замуж, у меня родился первый ребенок. Я тратила время на семью и своих детей, не ездила в командировки, не лезла никуда — а раньше я ездила и в Чечню, и в Абхазию. Но с ребенком у меня изменились приоритеты, я занималась семьей, карьеру делал муж (Игорь Овсянников, сейчас — режиссер испанской редакции RT, — прим. «Медузы»).
— Мне говорили, что ваш муж, сам в прошлом сотрудник Первого канала, привел вас туда работать.
— Нет, это абсолютно не так. Мы познакомились, когда я пришла работать в бригаду Жанны Агалаковой. Я была редактором, муж — ассистентом режиссера. А на сам канал меня взяли, когда началась война в Ираке, и срочно потребовались люди для отсмотра новостей на [телеканалах] CNN и Al Jazeera — чисто техническая работа на договоре. Потом я долго стажировалась, попала в бригаду к Агалаковой и познакомилась со своим мужем исключительно там.
— И каким тогда был ваш муж?
— Замечательный человек, из очень интеллигентной московской семьи. Его мама работала на телевидении выпускающим редактором, пережила штурм Останкино, прячась под столом. В общем, замечательная семья — а потом наши с мужем пути разошлись, отношения себя изжили.
— Вы в интервью «Новой газете» говорили, что работали на Первом канале еще и потому, что это позволяло вам соблюдать work-life balance. Как это сочеталось с вашими моральными убеждениями?
— В последние годы я испытывала самый настоящий когнитивный диссонанс, потому что мои убеждения расходились с работой. Но меня устраивал график, я много времени отдавала семье, сосредоточилась на спорте и путешествиях…
— И это позволяло вам держать свои убеждения, скажем так, в подавленном состоянии?
— В подавленном, да. С другой стороны — оно как-то зрело, кипело и достигло точки бифуркации в момент начала войны на Украине. Это выносить было невозможно: шок, ужас, я не могла ни спать, ни есть, просто оцепенела. Я не верила в то, что это в принципе может случиться… Конечно, [агентство] Reuters присылало картинки, было видно, что на границе стягивают войска. Но я, как и все, думала, что это очередное бряцание оружием для получения каких-то преференций, очередной торг между Россией и НАТО.
Даже когда признали ДНР и ЛНР, и уже двинулись танки, я думала, что они остановятся в границах областей. А вот когда пошли на Киев и начали бомбить Харьков, эта картина мира перестала укладываться в моей голове.
— Вы несколько раз говорили, что не хотите уезжать из России. Где будете искать новую работу? Вот вы приходите на собеседование и вам тут же говорят: «О, это же девушка с плакатом, ее брать нельзя». Как вы будете жить?
— Нормально я буду жить. У меня классные собаки, чемпионки России. Буду выращивать щенков и продавать их за рубеж. Сейчас я продам свою машину, пересяду на маленькую малолитражку, ограничу себя во всех тратах, и мне будет нормально. В любом случае, мне будет лучше, чем беженцам с Украины, которые все потеряли.
— В интервью «Новой газете» вы говорили, что вам было страшно входить в студию с плакатом, после акции вас почти сутки допрашивали. Вы хоть раз пожалели о том, что сделали?
— Нет, ни одной минуты. Я счастлива, что мне удалось это сделать максимально эффектно и зрелищно. Нас же презирают во всем мире. Я говорила со своим коллегой, британским журналистом — он рассказывал, что в Лондоне на каждом балконе вывешен украинский флаг, а русских начали ненавидеть. Они не могут понять, что это война Путина, а не россиян — и я попыталась показать, что многие русские против войны. Поэтому на моем плакате фразы были написаны на русском и английском языках — для российской и международной аудиторий.
— Вы получили штраф за пост в фейсбуке, сейчас по вам идет доследственная проверка. Представьте такую ситуацию: вам говорят, что проверку остановят, если вы публично, на камеры, раскаетесь в своем поступке. А если вы этого, например, не сделаете, вас лишат материнских прав и отберут детей.
— А зачем им это делать? Разве я плохая мать?
— Я уверена, что вы отличная мать.
— Не отберут. На крайний случай — у них есть отец. И я просто надеюсь, что до этого не дойдет.
Беседовала Светлана Рейтер